Стигматы
Рейтинг: PG-13
Жанр: AU, Angst, Flashback, фантастика, вампиры, война, нацизм.
читать дальшеСухой ветер швырял в лицо пыль и пепел тлеющих костров. Солнце, похожее на кровавое пульсирующее сердце, медленно клонилось к горизонту.
Лёгкие невыносимо жгло от ядовитого воздуха, казалось, насквозь пропитанного запахом горелой плоти, обугленных костей, сухой травы.
Эта гремучая смесь вызывала боль где-то глубоко в желудке, и едва сдерживаемые рвотные позывы. Алые глаза блестели, лицо горело, словно в лихорадке, а автомат казался невыносимой тяжестью в исцарапанных травою руках.
Ноги уже почти перестали слушаться, и каждый шаг давался с невероятным трудом.
Все плыло перед глазами, и она понимала, что пробежать ещё десять километров уже не сможет. Но слишком велик был страх перед наказанием, поэтому она не могла ослушаться. Какое-то время передвигая ноги, тяжелые, словно налитые свинцом, она пробежала ещё немного, а затем упала. Упала прямо в грязь, не в силах даже подняться.
Комья земли тут же наполнили дыхательные пути, вызвали новый приступ тошноты, забившись в рот... Земля здесь тоже насквозь пропиталась пеплом и кровью, она чувствовала это даже кожей, каждой клеткой своего тела, обессиленного и измученного.
Сил больше не было. Было только инстинктивное желание избежать наказания, которое должно было неминуемо последовать за невыполнением приказа и проявлением слабости. Зажмурив глаза, она начала молиться - чтобы её не заметили... чтобы били не сильно... Но она уже слышала тяжёлую поступь кованых армейских сапог и зловещее бряцанье амуниции. Испытав почти животный страх, она попыталась защитить себя, свернувшись в позу эмбриона - но сознание пронзила резкая вспышка боли от сильного удара по ребрам.
Она хотела застонать, но только выгнулась на земле, спазматически сглатывая и издавая нечеловеческие звуки, похожие на хриплое карканье.
Тот, кто стоял перед ней, равнодушно наблюдал за её мучениями, давал отдышаться, а затем снова наносил удары - точные и болезненные ровно настолько, чтобы не убить, но доставить очередную порцию физической пытки.
Наконец, посчитав, что наказание окончено, он приказал ей встать.
Уши отказывались слышать. Она лежала на земле, тупо глядя перед собой невидящими глазами, не делая никаких попыток подняться. Любые звуки и цвета автоматически превращались подсознанием в очередное испытание. Единственное, что она запомнила - клочок алого неба в окружении тёмных верхушек деревьев. Небо... Алое, как свежая рана. Алое, как цвет её глаз. Алое, как кровь, что сочилась из разбитых и обветренных губ. Она облизнула губы, но от вкуса собственной крови её чуть не вывернуло наизнанку.
-Криг. Встать, - тихо и чётко обронил её командир.
-Я не могу.
Три слова, которые решили всё. Она знала, что такие слова - это, в своём роде, приговор для неё.
-Встать, - повысил тон её собеседник. - Это приказ.
-Я не могу.
-Слабачка... - он презрительно сплюнул в сторону, но тут же резким жестом протянул руку к её лицу и насильно раскрыл ей рот.
Она не сопротивлялась - длинные белые клыки блеснули в лучах закатного солнца. Командир некоторое время брезгливо разглядывал их, словно не замечая крови, которая тонкими ручейками зазмеилась из разорванных от грубого проникновения уголков рта. Вдоволь насмотревшись, он, наконец, отпустил её - но ей показалось, что вкус его кожаной перчатки - горький и ядовитый, впитался в кожу и создал ощущение того, что она до сих пор находится внутри.
-Несмотря на это, - он кивнул на клыки. - Ты остаёшься такой же бесполезной слабачкой, как и остальное пушечное мясо... И зачем тебя к нам прислали? С чего вдруг Майор решил, что из никчёмной, слабосильной соплячки может получиться супероружие, способное убивать, не зная устали и жалости? Однако я не имею права ослушаться приказа. Поэтому ты должна работать наравне со всеми. Если ты не будешь справляться, я буду бить тебя. Потом снова заставлять. Потом снова бить, столько, сколько потребуется. Приказываю: встать!
-Я не могу. - Выдохнула она, еле ворочая языком.
Командир вздохнул и поднялся с земли.
-Понимаю...
А потом на неё накатила новая волна боли. Она уже не могла даже определить, куда был нанесён очередной удар - в мозгу они отпечатывались короткими всполохами - "печень", "рёбра", "селезёнка", и так по кругу... Внутри всё, казалось, превратилось в сплошное кровавое месиво. Но ей уже было всё равно...
-Встать!
Она знала, что сколько бы он ей не приказывал, сколько бы не бил, всё равно не получил бы иного ответа... Поэтому она молчала, равнодушно принимая удары...
Наконец, когда он уже и сам устал её бить, и, стерев со лба выступившие капли пота, достал из кармана сигарету, она с трудом повернулась на спину и, не отрываясь, уставилась ему в глаза. Её взгляд был печальным, укоряющим и вопросительным одновременно. Но она молчала, поэтому командир не мог понять, чего она хочет.
"Конечно, девчонка должна ненавидеть меня, - решил он, нервно щелкая зажигалкой в попытке зажечь сигарету. - После всего, что я с ней сделал..."
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Затем она слегка зашевелилась, надрывно вздохнула и закашлялась, пытаясь отхаркнуть скопившуюся в лёгких кровь.
Потом закрыла глаза и пару секунд лежала неподвижно, стараясь не вызвать очередного приступа дикой боли. А потом вновь посмотрела на командира.
-За что?
Тихий вопрос, произнесённый беспечно и горько, почти по-детски. Широко открытые алые глаза смотрели на командира с каким-то болезненным любопытством,
да и выглядела она в ту минуту, словно щенок, не понимающий, за что его собираются топить. Щенок, доверчиво глядящий на людей до последнего момента, прежде чем над его головой сомкнутся холодные воды.
-За что? - вновь повторила она, напряженно и настойчиво глядя на командира.
Этот высокий серьёзный человек на секунду даже замешкался. Почему-то перед его глазами всплыло давным-давно похороненное в памяти лицо - то же удивлённое выражение в глазах, обиженно и сурово сжатые губы...
На мгновение ему показалось, что перед ним - его дочь. Первым желанием было броситься к ней - но он отмёл эту мысль. Та девочка была мертва уже больше трёх лет. Он до сих пор помнил свой полный безумия, боли и отчаяния вой, когда сжимал её обгорелое, хрупкое тельце в своих руках там, в Лейпциге, словно пытаясь передать ей свою жизнь. Он помнил тот страшный силуэт старого креста перед алтарём, скрипящего под тяжестью тела его жены. Спутанные волосы спадали на исцарапанное лицо, а в руках и ногах зияли прожженные раны. В тёмных глазах навечно застыли мольба и непонимание. А на самом алтаре лежала их дочь. Из прокушенной губы тянулась дорожка запекшейся крови, руки безвольно и бессильно, как плети, покоились вдоль прямого тела. Губы были слегка приоткрыты, словно она хотела спросить: "Почему?"
А сейчас эта девчонка задает ему не менее наивный и страшный вопрос "За что?"...
Что он должен ей ответить?
-За что? - командир грустно усмехнулся. - Я не знаю. Не потому что мне нравится истязать тебя, и не потому, что я пытаюсь выместить на тебе всю боль, которую принесла мне война. Ничего личного, девочка. Просто твой отец хочет, чтобы ты стала сильнее.
Он заметил, как потухли её глаза при слове "отец". Словно он затронул нечто такое, что она предпочла бы похоронить в своём сердце навечно.
-Ясно... - больше она не говорила ни слова. Просто лежала и смотрела в небо, такое же алое, как и её глаза...
Командир ещё некоторое время постоял молча, затем сквозь зубы выругался и резко повернулся в сторону лагеря.
-Рейтер!
Молодой солдат подбежал к нему и вытянулся по струнке, приложив руку к виску, слегка пугливо глядя на командира.
-Отнесите её в палатку... похоже, что она действительно не может двигаться. Пара рёбер у неё сломаны, это точно...
-Слушаюсь! Прикажете перебинтовать? - осведомился солдат, глядя на девушку.
-Не стоит. Сама регенерирует, - командир покосился на неё, но она никак не отреагировала на его слова, зная, что это, как обычно, проверка её на прочность...
Солдат махнул рукой и крикнул ещё паре рядовых, чтобы подошли. Девушка почувствовала, как её берут на носилки и куда-то несут. Сонная тяжесть сковала тело, которое как изношенный механизм, больше не годилось ни на что... В сознании тоже больше не было никаких мыслей - сплошная серая полоса и размытые пятна.
Даже лёжа в палатке, она продолжала смотреть вникуда, вдыхая запах брезента и смерти, что царила в лагере, разбитом на останках маленькой, когда-то наполненной жизнью деревушки.
***
Сумрак... Бесконечные серые коридоры... Болезненно-жёлтый свет ламп, которого еле хватает на то, чтобы осветить непонятные сооружения, находящиеся тут и там... В этом странном помещении веет могильным холодом...
"Папа, где мы?"
От слабого ветра, неизвестно откуда взявшегося - здесь нет окон - с тихим звоном раскачиваются цепи. Комната пыток? Да, она помнит её. В детстве она играла здесь... До того дня, пока сюда не привели человека. Она забилась в самый тёмный угол, напуганная его душераздирающими криками. Её не заметили, позже она смогла выбраться. Но в её ушах до сих пор звучат его вопли, вырывающиеся наружу после прикосновения калёного железа, и она до сих пор помнит окровавленные чёрные провалы на его лице, там, где раньше были глаза.
***
Она плохо помнила, сколько пролежала вот так, в забытьи. Видения, неясные и туманные, проносились перед глазами столь стремительно, что вскоре она потеряла счёт времени, и уже не могла понять, день сейчас, или утро, час или сутки прошли с того момента, как её здесь оставили. Звуки, запахи и цвета - всё это в хаотическом беспорядке перемешалось в её сознании, ей казалось, что её голова была готова расколоться на части. Она не чувствовала больше разницы между физической и эмоциональной болью - её тело будто стало сплошной раной - шевельнёшь ли рукой, моргнёшь ли - оно незамедлительно реагировало очередной волной боли.
Тем не менее, она слабо, но регенерировала. Сломанные рёбра восстановились, странно, но она это знала. Ещё через некоторое время она смогла встать и выйти наружу.
***
Её встретила холодная осенняя ночь. Небо над головой было словно бездна - ни луны, ни облаков, ни звёзд. Чёрное, высокое, ледяное. Недосягаемое для тех, кто вынужден влачить существование на Земле - опороченной, погрязшей в крови и пепле... Где правят сила, власть и деньги. Где войны становятся смыслом жизни. Где потомки одной матери грызутся между собой, делят то, что им никогда не принадлежало, и не будет принадлежать...
Запрокинув голову, она жадно смотрела в чёрную пустоту, будто надеясь разглядеть что-то, что недоступно человеку. Холодный воздух щипал глаза, попадая в лёгкие, слегка колол изнутри. Внезапно она ощутила обжигающее прикосновение ветра к своему лицу - по щеке медленно сползала ледяная слезинка, оставляя за собой влажную дорожку.
Слёзы... А она думала, что уже забыла, как это - плакать... В том мире, где она жила, не было места слабости, не было места слезам - но, переполнившись ими, её душа требовала освобождения.
С каждой выплаканной слезой боли не становилось меньше, но, по крайней мере, освободившаяся пустота заполнялась другим чувством - чувством отчужденности, покорности, равнодушия... Тем, что должно было помочь ей выжить. И стать такой, какой хотел её видеть отец.
Она простояла так до самого утра - вскоре небо начало стремительно блёкнуть и выцветать, до тех пор, пока не приобрело окончательный серый цвет. В вышине медленно плыли грозовые тучи, мелкий серый дождь орошал землю, по которой белыми змеями уже начинал стелиться туман.
Погруженная в свои мысли, она скорее почувствовала, чем услышала, шаги у себя за спиной.
Это был командир. Он коротко осведомился о её самочувствии и, получив столь же краткий ответ, вновь вернулся к своим делам.
Она молча проводила его взглядом, зная, что его вопрос - вовсе не забота о ней, даже не вежливость - а стандартное уточнение о рабочем состоянии одной из деталей механизма под названием "взвод"...
***
"Комната пыток? Зачем?"
Всё было, как в тумане. Она помнила, как её подвели к одному из аппаратов – кажется, это был деревянный крест с кожаными ремнями на уровне рук и ног.
"Я не хочу! Почему я здесь?! Зачем вы меня сюда привели?!"
Она попыталась вырваться, но суровые, грубые руки держали её крепко. Затем она почувствовала, как на её запястьях и лодыжках застёгиваются ремни.
"Для чего всё это?» - сердце бешено колотилось о грудную клетку, готовое от страха выскочить наружу.
"Это ради тебя, девочка..." - из тумана белёсым пятном выплыло лицо отца. Но тут же утонуло в наступившем хаосе звуков, цветов и мыслей, а затем всё чернильной вспышкой погрузилось во мрак, когда она ощутила, как её ладони пронзила острая, невыносимая боль.
***
После прозвучавшего сигнала подъёма и недолгих сборов, они отправились дальше - выполнять поступивший с утра приказ Майора - зачистить оставшуюся часть местности, где, по данным источников, должны были скрываться беженцы.
Удивительно, как много нужно времени, чтобы создать, и как мало - чтобы уничтожить...
Огонь окутывал ветхие лачуги моментально, не было нужды даже в бензине. Стена огня с рёвом сносила дома, словно карточные домики. Были слышны крики несчастных - тех, кто не мог выбраться из огненного ада и сгорел заживо. Тех, кто выбирался - добивали на улице.
Она шагала по обугленным доскам, сняв с предохранителя и держа М95 наперевес. Внезапно её глаза уловили какое-то движение среди обломков - резко развернувшись, она направила туда оружие, решив быть жестокой до конца.
Это была женщина. Одетая в какие-то немыслимые лохмотья, со спутанными и грязными жгуче-чёрными волосами, исхудавшая настолько, что была подобна скелету, обтянутому кожей. Ввалившиеся тёмные глаза жалобно смотрели на девушку, тонкие и нелепые руки, похожие на клешни, были сложены в молитве.
Она что-то тараторила на незнакомом языке, то и дело, вздрагивая и боязливо оглядываясь, словно опасаясь, что их кто-то может увидеть. Обращаясь к девушке, она упала на колени и подползла к ней, причитая и плача. Судя по всему, она просила что-то не трогать. Девушка посмотрела туда, где обнаружила женщину и увидела тёмный свёрток, который шевелился и издавал пронзительные, жалобные звуки.
Догадавшись, что это, девушка перевела взгляд на женщину. Та закивала и вновь заплакала, схватившись за автомат, начала целовать руки девушки и вновь о чём-то просить.
Сзади раздались окрики и звук быстро приближающихся шагов. Девушка резко обернулась, но не успела ничего сделать - в воздухе раздался страшный свист пули, и одновременно с ним - предсмертный крик женщины.
Девушка не понимала её, но чувствовала сердцем, что эти слова, на каком бы языке мира они не были сказаны, не узнать невозможно.
-"Спасите моего ребёнка!!!"
Дёрнувшись пару раз в конвульсиях, женщина затихла. Девушка вытащила свой автомат из её рук и, переступив мёртвое тело, на негнущихся ногах подошла к свёртку.
Ребёнок, будто почувствовав смерть матери, громко и надрывно заплакал.
Её мысли были словно окутаны туманом - она уже не понимала, что это всё происходит с ней. На мгновение в сердце закралась надежда, что это, может быть, всего лишь страшный сон... Но, вновь бросив взгляд на мёртвую, она поняла, что это реальность.
Один из солдат нацелил на ребёнка автомат. И тут её спокойствию пришёл конец...
-Назад!!! - закричала она, и, заметив, что её не слушают, бросилась к ним.
Девушка едва успела ударить по автомату, чтобы сбить прицел. Короткая очередь рассекла воздух. Ребёнок зашёлся бешеным криком.
-Что здесь происходит? - к солдатам быстрым шагом спешил командир. Оценив ситуацию, он развернулся и ударил девушку по лицу. Не успев даже вскрикнуть, она упала на стоящих рядом солдат, которые тотчас скрутили ей руки и вновь поставили перед командиром.
-Никогда, ты слышишь, никогда, - яростно прошипел он, схватив девушку за подбородок. - Никогда не проявляй жалость! Ты поняла меня, дура?! Из-за твоей мягкотелости могут пострадать те, кто сражается рядом с тобой!
Она скрипнула зубами, исподлобья посмотрев на командира, но ничего не ответила.
-Это будет тебе уроком. - усталым голосом произнёс он, доставая из кобуры пистолет и щелчком снимая его с предохранителя.
-Не надо!!! - закричала она, пытаясь вырваться из рук солдат.
Командир навёл пистолет на свёрток.
-Хватит!!! Прекратите!!! - внезапно в глазах у неё потемнело, а дыхание перехватило от удара в солнечное сплетение.
Постепенно теряя сознание, она решила, что это, возможно, к лучшему...
Она просто была более слабой, чем это разрешено, и менее жестокой, чем это возможно.
И, по крайней мере, она не слышала выстрел и не видела кровавых ошмётков, обагривших алой влагой серую землю.
***
Её привёл в чувство едкий запах нашатыря. Ноги и руки казались чудовищно тяжёлыми - попытавшись шевельнуть ими, она издала хриплый и болезненный стон. Корка запёкшейся крови прорвалась, и наружу хлынула кровь, окрашивая в алый цвет деревянный крест, и её белую одежду. Боль была невыносимой...
"И раздевши Его, надели на Него багряницу..."
Один из находившихся в комнате людей подошёл к ней и что-то надел ей на голову.
Она почувствовала острую боль, как от сотни укусов, и ощутила, как несколько капель крови сползло ей на лицо. Что они делают?
"И, сплетши венец из тёрна, возложили Ему на голову..."
С трудом, повернув голову, она увидела, что её руки прибиты к кресту - странно, зачем они сделали это с ней... В детстве она читала Библию и помнила, что так казнили Божьего сына. Но причём здесь она?
"От шестого же часа тьма была по всей земле до часа девятого.
А около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! лама савахфани? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?"
Глаза отказывались видеть, будто она ослепла от боли.
-Папа?...-хрипло позвала она в пустоту.
-Я здесь, доченька... - она не видела его, но слышала его голос.
Голос, звучавший ровно и спокойно, словно всё, что происходило с ней, было задумано уже давно, а сейчас - всего лишь приведено в исполнение...
-Папа, зачем они со мной это делают?
-Это твой Персональный Апокалипсис, девочка. Смерть как человека и Рождение, как Ангела. Ты - богом избранное дитя, призванное принести очищение нашей святой нации... Так вынеси же муки достойно. Избери путь сильных. Воспринимай боль, как доказательство своего могущества. С гордостью носи стигматы, которыми мы наградили тебя.
-Ты этого хочешь, папа? - безразлично спросила она пустоту.
-Да, я так хочу.
Она почувствовала, как по щеке сползает крупная слеза. Ком в горле не отпускал, но расплакаться во весь голос она не могла.
-Хорошо...
Он улыбнулся. Она не видела этого, но она это знала.
-Уверен, мама смотрит на тебя с небес и гордится тобой.
Она не ответила ему, но ниже склонила голову - при упоминании о самом дорогом ей человеке сердце заныло от нестерпимой боли. Боли, которая была даже сильнее той, что пронзала её руки и ноги.
Что было потом? Он дал ей кожаный ремень, чтобы она зажала его в зубах. А затем воздух разорвал свист кнута. Кровь оглушительно стучала в висках, но она лишь сильнее сжимала зубы, каждый раз, когда на её животе оставалась очередная кровавая полоса, горящая адским пламенем.
Ей казалось, что она слышит чей-то язвительный голос: "...видишь, как много в тебе человеческого... ты даже не можешь справиться с болью... ты хочешь кричать, потому что боишься её... ты не хочешь её испытывать... это человеческое желание... ты слаба..."
В эту самую минуту она решила, что сделает так, как хочет отец - умрет, как человек. Оставит от себя только физическую оболочку, потому что легче выносить боль только телом, нежели постоянно подвергать этому испытанию душу.
Но, к сожалению, душу не всегда можно подчинить разуму. Её можно только спрятать, но никогда не знаешь - когда она, трепеща окровавленными белыми крыльями, вернётся...
***
Минуло полгода. Все уже забыли, что была в их отряде такая девочка. Лишь командиру иногда по ночам снились её серьёзные алые глаза, и постоянным эхом от стен сознания отдавался вопрос: "За что?"
Со временем она научилась следовать приказам, убивать, не раздумывая, покорно выносить боль. Как будто вспомнила что-то из прошлого и подчинилась этому.
Когда её отсылали обратно к отцу, командир написал положительный отзыв в её характеристике. Больше он её не видел, и не думал, что увидит снова.
***
Бледные перья облаков медленно проявлялись на начинающем розоветь небе.
Верхушки деревьев заколыхались от сильных потоков воздуха.
Услышав стрёкот лопастей, командир выбежал из палатки и вытянулся во фрунт. Переливающаяся в лучах солнца чёрная свастика говорила о том, что в следующей боевой операции будет принимать участие сам Майор.
Но заготовленные слова приветствия фюреру не успели сорваться с губ командира, когда из приземлившегося вертолета вышла девушка.
Несомненно, это была она. Привлекла внимание командира её новая форма - приталенная чёрная куртка с высоким воротом, серые галифе, заправленные в сапоги, широкий ремень со свастикой. В ней она выглядела как-то старше, увереннее.
Командир никогда не видел такой формы, но ведь за какие-то заслуги девчонке её выдали?
В остальном всё осталось прежним - те же длинные, серебристые волосы, алые глаза... Единственной новой деталью стал крестообразный алый шрам на левой щеке. И ещё что-то неуловимо изменилось в её облике - появилось ледяное спокойствие, внешняя отчуждённость во взгляде...
Когда она подошла ближе, командир уставился на её погоны, но тут же, спохватившись, козырнул.
-Отряд к вашему прибытию построен, лейтенант Криг!
Она приложила руку к краю своего чёрного берета.
-Вольно, капитан Тодд. - её голос был тихим, твёрдым и властным.
Капитан невольно отметил, что в нём едва заметно проскальзывали нотки её отца.
-Когда прикажете приступать к выполнению операции?
-Немедленно.
Командир ещё раз отдал честь и развернулся, было, чтобы идти к отряду, но она несмело потянула его за рукав, что выходило за рамки субординации.
-Капитан...
-Да, лейтенант? - он недоумевающе обернулся и посмотрел на неё.
Она смотрела куда-то вдаль - на светлую полоску зари.
-Спасибо вам. То есть, я хотела сказать, - она вытянулась по стойке смирно. - От лица командования я объявляю вам благодарность.
-За что? - командир терялся в догадках.
-За моё воспитание. - Он увидел, как её губы дрогнули в улыбке. Жестокой, страшной и необъяснимо горькой.
***
-Ты должна стать сильнее, девочка. Ты знаешь, что я никогда не прощу тебя, если ты предашь меня. Ненависть - это твоя судьба. Боль - это знак твоего могущества. Месть - это цель твоей жизни. Всё вместе - это твоя сила.
-Я стану сильнее,...Папа...